Журнал «Социум», № 6-7, 1991 год: оценка итогов Великой Отечественной войны, судьба Виктора Некрасова, блокадные воспоминания Дмитрия Лихачёва, интервью Светланы Алексиевич
Открыты архивы, стали доступны документы, прежде хранившиеся под семью замками. И всплыла правда о событиях прошлого, которую прежде власти утаивали от народа. Теперь она выплеснулась на страницы газет и журналов.
Напоминаем, что ежемесячный общественно-политический дайджест «Социум» издавался Игорем Ашурбейли с 1991 по 1995 год, сначала совместно с издательством «Новости», а затем самостоятельно.
Размещая аннотацию № 6-7 за 1991 год этого дайджеста, мы приглашаем вас вернуться в прошлое, когда страна стояла на переломе, пересматривала итоги прожитых лет, переоценивала ценности. Большинство статей этого издания посвящены оценке итогов Великой Отечественной войны и роли в ней сталинского режима. Нашлось также место для материалов о послевоенных событиях, в которых проявилась жёсткая рука «отца народов», и для статьи о проигрыше СССР в послевоенном урегулировании мира и порядка на Земле.
«И пусть не думают, что мёртвые не слышат, когда о них потомки говорят». Эти слова размещены на обложке дайджеста. Они как бы задают тему: разговор пойдёт о прошлом, нелицеприятный разговор.
Глава «Жизнь-слово-дело»
Открывает журнал статья Александра Золотарёва «От Лобного места – на фронт». Призыв «За Родину, за Сталина!»: опыт анализа», в которой автор даёт критическую оценку влияния сталинского режима на ход Великой Отечественной войны.
«…правда – ложь (нет, не Отечества) режима, пишет Золотарёв, – явственней всего она выражалась в атакующем кличе-выдохе «За Родину, за Сталина!». В первой части призыва – правда, во второй – ложь. Та ложь, что паразитирует на незнании, подавленности мысли, вымороченности обыденного сознания… «…за Сталина» появилось не само по себе и не вдруг, а сначала в так называемых политбеседах, во фронтовых листках, в надписях на военной технике. И шли «засталинские» слова, само собой разумеется, после слов «За Родину...». После, а не перед ними».
Автор обвиняет Сталина в том, что «тридцать седьмые» (выражение писателя Николая Некрасова – редакция) накануне «внезапного» нападения Германии на Союз вырезали чуть ли не весь командный состав армии. Сделали её не то что не способной «бить врага на его территории», а попросту небоеспособной на оставляемой своей земле.
«Тридцать седьмые» загоняли сотни тысяч красноармейцев в гитлеровские «котлы», а затем – в опекаемые СС концлагеря.
«Тридцать седьмые» устами Сталина отказывали советским военнопленным в праве на память и сострадание соотечественников.
«Тридцать седьмые» нашпиговывали действующие армии разноформенными карателями-«особистами», скорыми на суд-расправу над «недостаточно сознательными» или «маловысокосамоотверженными» бойцами и командирами».
И победили в Великой Отечественной войне, по Золотарёву, мы не благодаря Сталину, а вопреки. Спас страну невероятный жертвенный героизм народа. «Когда враг вломился в пределы страны, сработала вековечная генетическая программа души, плоти Отечества: мать-земля – это основа страны, основа стояния её; земля – кормилица и поилица, народ – её защитник; война – это тот же труд», – пишет автор.
После войны, продолжает Золотарёв, «произошла мощная встряска всего и вся. Случилась, может быть, внешне не столь явная, но внутренне сильная переоценка многих ценностей. Возврат домой фронтовиков и их близких, угнанных на каторжные работы в неметчину, оборачивался незримым, пусть даже не всегда осознаваемым возвратом к своему «Я», не испохабленному понуканиями разновеликих своих и вообще начальников. Ведь человек, вкусивший смертной солдатской свободы, а также свободы кромешного труда (когда смерть – избавление) и выживший, обретает пусть относительное, но всё-таки самостояние. Начинает постепенно изживать из себя раба».
Под заголовком «Безумия войны. Для каждого разумного человека в Германии придёт время, когда он проклянёт безумие войны» в журнале размещён антифашистский блок, состоящий из стихотворения Эриха Кестнера «Когда бы мы вдруг победили…» и выдержек из писем немецких солдат, переживших ад Сталинградской битвы. В них осознание собственной вины в том, что случилось, и припозднившееся понимание, что эта война бессмысленна и преступна. Вот фрагмент одного из писем: «Для каждого разумного человека в Германии придёт время, когда он проклянёт безумие этой войны, и ты поймёшь, какими пустыми были твои слова о знамени, с которым я должен победить».
Глава «Человек-общество-природа»
Здесь представлены произведения художественной литературы. В поэтическом блоке под заголовком «Что сказала трава» приводится отрывок из поэмы Майи Борисовой «Грибной дождь». В нём поэт говорит о том, что в противостоянии общество и природа всегда в конечном итоге побеждает природа.
«Но если мир забудет стыд и страх
и, варварским безумьем обуян,
ударит смертью по лицу Земли,
и в ужасе забьётся океан,
материки топя, как корабли,
и смерч жестокий выпьет воду рек,
и злой огонь испепелит ростки, –
во мне ты будь уверен, человек:
я всё равно сумею прорасти.
Сквозь миллионы лет я прорасту.
Сквозь темноту и свет я прорасту.
Сквозь каменную твердь я прорасту.
Сквозь хаос и сквозь смерть я прорасту.
Сквозь тихие гробницы прорасту.
Сквозь мёртвые глазницы прорасту.
Сквозь спёкшуюся тину прорасту.
Сквозь прах радиоактивный прорасту».
В этой главе также опубликован календарь народных примет из книги «Круглый год» и рассказ Владимира Богомолова «Первая любовь» о трагичной любви на фронте санитарки и командира роты.
Глава «Деревня-город-отечество»
Рассказ неизвестного автора «За околицей Спас-Николина», перепечатанный из газеты «Литературная Россия», повествует о перипетиях памяти о расстрелянном в 1941 году немцами сельском учителе.
К этому рассказу подверстаны сухие данные о помощи сельского населения фронту.
Под заголовком «Люди тогда вообще не плакали» в сокращённом виде публикуются «Воспоминания» академика Дмитрия Лихачёва о жизни в блокадном Ленинграде (из журнала «Нева»). В предисловии к воспоминаниям есть такие строчки: «Ленинград мы не штурмуем сейчас сознательно. Ленинград выжрет себя сам», – так Гитлер объяснял немцам непредвиденную «задержку» с уничтожением города. В запредельном бытии, именуемом блокадой, оказалось 2 миллиона 544 тысячи ленинградцев (эвакуировано было лишь 636 тысяч). И остались в нём навсегда 1 миллион 200 тысяч. Таково число официально зарегистрированных смертей, а незарегистрированных?..»
«Воспоминания» Лихачёва – одна из самых жёстких и правдивых книг о том времени. В них он пишет о самой страшной, первой блокадной зиме 1941–1942 годов. Ничего героического, никого не обвиняет, просто рассказывает о том, что видел и пережил сам, как быстро человек привыкает к нечеловеческому, как раскрываются люди в таких испытаниях. И от этого эти записи ещё страшнее. Они страшны своей обыденностью. Сам Лихачёв выжил, потому что был эвакуирован на «большую землю» в 1942 году, но о пережитом помнил до конца своих дней.
«...По улицам лежали трупы. Их никто не подбирал... У валявшихся трупов отрезали мягкие части. Началось людоедство. Сперва трупы раздевали, потом обрезали до костей. Мяса на них почти не было. Эти обрезанные и голые трупы были страшны. Людоедство это нельзя осуждать огульно. По большей части оно не было сознательное. Тот, кто обрезал труп, редко ел это мясо сам. Он либо продавал, обманывая покупателя, либо кормил им своих близких, чтобы сохранить их жизнь... Когда умирает ребёнок и знаешь, что его может спасти только мясо, – отрежешь это мясо и у трупа... Но были и такие мерзавцы, которые убивали людей, чтобы добыть их мясо для продажи... Так съели одну из служащих издательства АН СССР Вавилову. Она погибла где-то около Сытного рынка. Она сравнительно хорошо выглядела. Мы боялись выводить детей на улицу даже днём».
Приводятся также воспоминания блокадников из «Блокадной книги» Алеся Адамовича и Даниила Гранина.
Глава «Семья-нация-страна»
В статье «Вина по наследству» (перепечатка из журнала «Эхо планеты») журналист Алексей Григорьев делится своими мыслями по прочтении книги австрийского коллеги Петера Зихровски «Родившиеся виновными. Дети из семей нацистов» (Sichrovski Р. Schuldig geboren. Kinder ans Nazifamilien. Koeln, 1987).
«Богаты мы, едва ли с колыбели, ошибками отцов и поздним их умом...». Эти классические строки Лермонтова, знакомые всем со школьного детства, сегодня обретают для многих осмысленно-трагическое звучание.
«Что делать с грузом наследия прошлого, да не какого-то отвлечённого, а наполненного ошибками, часто непоправимыми, тяжестью реальной вины родного отца, деда? Как жить? Отмахнуться, отринуть его от себя? Защищать отцовские идеалы, не допуская и мысли о возможности неправедной жизни родного человека? Или принять это наследство на свой счёт и начать платить по нему – покаянием?» Это вопросы, на которые пытается ответить в своей книге австрийский журналист.
Публикация «Знала бы Екатерина Вторая» – это рассказ о трудной судьбе немцев в России, приглашённых на поселение в Поволжье Екатериной Великой. Свою государственность они получили впервые только после Октября, в 1918 году, когда Ленин подписал Декрет об образовании Автономной области немцев Поволжья, которая в 1924 году была преобразована в Автономную республику. Грянула Великая Отечественная, и тысячи советских немцев пошли сражаться с фашистскими захватчиками. Несмотря на то, что никаких симпатий население автономной республики к оккупантам не проявляло, советская власть причислила немцев в 1941 году к «пятой колоне» и депортировала в среднеазиатские республики. Тысячи людей погибли в шахтах и на лесоповалах. После войны советские, а потом российские немцы обращались к власти с просьбой восстановить автономию. «Ваш вопрос будет решаться в комплексе национальных проблем на Пленуме ЦК. А пока давайте-ка разъезжайтесь спокойно...», – ответил им председатель Совета Национальностей Август Восс.
Хотя требования Всесоюзного общества «Возрождение» о возвращении на Волгу вписывались в рамки постановления о реабилитации жертв сталинских репрессий и были законны, на определённом этапе деятельность общества стала натыкаться на сопротивление «верхушки» Саратовской области. «Конфликт перерос в открытую вражду: советских немцев не прописывали, не брали на работу, увольняли, изгоняли из домов» – пишет автор статьи. – Происходило это, …потому, что была установка из обкома. А за всем этим стоял «Саратовводстрой» – подлинный хозяин области. Он располагает финансами; он влияет на назначение секретарей райкомов, председателей исполкомов. Дело в том, что, приезжая из ссылки, продолжающейся по нынешний день, к родным очагам, могилам предков, немцы видели, что наделала мелиорация в Саратовской области: земли используются нерационально, засаливаются, списываются с оборота. А за счёт выделяемых на мелиорацию средств строятся особняки, дачи... понятно, не для «возвращенцев». Председатель тогдашнего КГБ даже предложил Прокуратуре СССР провести проверку деятельности мелиоративных структур, но дальше дело не пошло.
«Остаётся добавить, что, когда властная система «дойдёт» (почему бы не предположить такое) до необходимости решения реабилитационного «дела» советских немцев в комплексе других дел, забот и хлопот, благодетельствовать этой «комплексностью» будет попросту некого», – сожалеет автор.
Из журнала «Радуга» в номер перекочевала миниатюра-антиутопия о развале СССР «Нежелательный вариант», персонажи которой решают, кто из них достоин укрыться от надвигающегося хаоса в бункере.
В этой же главе под заголовком «Семь струн философии Ницше» помещён отрывок из книги немецкого философа Xанса Файхингера «Ницше как философ», в которой автор рисует портрет последнего предельно жёстко и объективно.
Глава «Мышление-вера-нравственность»
Публикация «В лагерях, или как сохранить человеческое достоинство в аду» составлена по статье М. Максимова «На грани – и за ней» из журнала «Знание – сила» и материалам, предоставленным автором специально для «Социума». Должны сразу предупредить, тема этой публикации тяжёлая и мрачная – она о том, как в гитлеровских концлагерях разрушали человеческую личность, и как в этих нечеловеческих условиях выжить. Автор также рассказывает о знаменитом австрийском психологе Бруно Беттельгейме, который провёл в фашистских лагерях 2 года. Там он написал книгу «Просвещённое сердце» о поведении человека в концлагере.
В статье «Германия – особая зона» журналисты газеты «Московские новости» рассказывают о старшем лейтенанте Советской армии, проходившем службу в Западной группе войск в Германии. Вместе с женой и сыном он бежал из части в ФРГ. Предыстория его побега такова. Офицер отказался выполнить приказ командования о переводе на Кавказ, где в то время шла Чеченская война. Не хотел, чтобы руки были в крови. Командир начал угрожать: мы протащим тебя через суды, сгноим в тюрьме. Угрозы стали последней каплей, переполнившей чащу терпения старшего лейтенанта. «Когда после Афганистана попал в Западную группу войск, в Германию, увидел, что здесь не просто тюрьма – настоящий концлагерь. Меня каждый день ломали не только физически, но и морально, меня уничтожали как человека. Даже семья была частью общей армейской жизни, кем-то расписанной до минуты», – говорит он.
Глава «Наука-политика-практика»
Под заголовком «На подступах к истине. 1941 – 1945» приводится диалог историков Горова и Самсонова из книги «Историки спорят. Тринадцать бесед».
Учёные говорят о «белых пятнах» и «разночтениях» в освещении хода Великой Отечественной войны.
Вторая статья «Пакт, который развязал войну и расширил границы» – это отрывок из книги А. Авторханова «Империя Кремля». Автор с критической точки зрения оценивает «Договор о ненападении между Германией и СССР»: «К договору был приложен «Секретный дополнительный протокол». Суть протокола: Гитлер и Сталин делят между собой Польшу. Этническая Польша отдаётся Германии со статусом протектората, а польские восточные области (Западную Украину и Западную Белоруссию) аннексирует Советский Союз. Сталин признаёт свободу действий Гитлера в Западной Европе. За это Советский Союз получает право присоединить к СССР Бессарабию, Северную Буковину, прибалтийские государства и даже Финляндию… Эти дельцы от политики, одним росчерком пера, в течение каких-то пяти минут, решившие судьбы пяти независимых государств, отлично понимали, что они готовят небывалую мировую катастрофу. Тем не менее они торжествовали, как свою победу, трагедию этих народов».
К тому же, чтобы добиться заключения этого политического договора, пишет Авторханов, «Москве пришлось подписать торговый договор на совершенно невыгодных для СССР условиях, да ещё взять на себя обязательство снабжать потенциального военного противника стратегическим сырьём в ущерб интересам собственной обороны. Советский Союз экспортировал в Германию зерно, нефть, платину и другое сырьё».
Дополняет главу галерея плакатов, графических и живописных картин, представляющих взгляд советских и немецких художников на минувшую войну.
Глава «Личность-культура-ноосфера»
Первая статья называется «Как трудно быть русским писателем…» (к 80-летию со дня рождения В. П. Некрасова). Её автор Александр Парнис рассказывает в ней о судьбе классика отечественной литературы, бывшего советского гражданина, бывшего члена КПСС, бывшего лауреата Сталинской премии, бывшего члена Союза кинематографистов, бывшего члена Правления Союза писателей Виктора Некрасова, автора знаменитой книги «В окопах Сталинграда». «Он участвовал в Сталинградской битве. Воевал на Украине, в Польше; после ранения в 1944 году демобилизовался в звании капитана… В 1946 году, в тридцатипятилетнем возрасте, напечатал в журнале «Знамя» свою первую повесть «Сталинград» и сразу же стал, по его словам, «неожиданно для себя и для всех» известным писателем».
«В 1973 году за правозащитную деятельность Некрасова исключили из партии, в которую он вступил на Мамаевом кургане, в разгар боёв в Сталинграде». А в 1974-ом его, как и многих других участников правозащитного движения, просто «выдворили» из СССР».
«Один из последних своих очерков «Об окопной правде и прочем», напечатанный в «Русской мысли» 26 декабря 1986 года, Некрасов закончил словами: «Бог ты мой, как трудно быть русским писателем. Как трудно жить по совести...», пишет Парнис.
В сентябре 1987 года писатель скончался в Париже в возрасте 76 лет. «На его смерть откликнулась лишь газета «Московские новости», некролог подписали Б. Окуджава, В. Кондратьев, В. Лакшин, Г. Бакланов. И сразу на очередном совещании в ЦК раздался гневный окрик тогдашнего «главного идеолога» страны Егора Лигачёва: мол, что за плакальщики... (Из-за этой некрологической заметки судьба главного редактора Е. Яковлева повисла на волоске)».
Вторая статья этой главы «Виктор Некрасов. Через 40 лет (нечто вместо послесловия)» написана самим Некрасовым. Это послесловие к его роману «В окопах Сталинграда», подготовленное в 1981 году. В нём он пишет о своей жизни, войне, о том, как стал писать, о советской литературе, отношении к вторжению в Афганистан, о разочаровании в советской системе, трагедии своего поколения и о том, как власть переименовала «Сталинград».
«Свой юбилей, тридцатипятилетний, отмечает и эта книга. Вернее, роман «Сталинград», появившийся на свет в № 8, № 9 и № 10 журнала «Знамя» за 1946 год, – сообщает Некрасов. – Кое-кому из литературную власть предержащих столь обобщающее название показалось кощунственным, и в последующих отдельных изданиях роман превратился в повесть, а «Сталинград», ставший символом и понятием нарицательным, в менее обязывающее – «В окопах Сталинграда».
В этой главе также размещены фотографии образцов всемирно известного промысла России Палех (лаковые шкатулки).
Глава «Гражданин-государство-мир»
Под заголовком «Ужаснись самого себя» публикуется интервью с белорусской писательницей Светланой Алексиевич, удостоенной в 2016 году Нобелевской премии по литературе. Интервью сделано на основе публикации газеты «Мегаполис-экспресс». Алексиевич пишет в жанре документальной прозы. В её творческом багаже книги «У войны не женское лицо», «Последние свидетели», «Цинковые мальчики». Когда эта повесть вышла во Франции, тамошние читатели спросили у автора: «Почему такая жестокая вещь?». Она ответила, что всё списано с жизни советских людей, именно для того, чтобы хоть как-то помочь им исторгнуть жуть из их жизни.
Статья корреспондента журнала «Новое время» Рудольфа Борецкого «Дома и танки помогают?» рассказывает о введении военного положения в Польше в декабре 1981 года и о том, как эту попытку польских властей спасти угасавший коммунистический режим восприняли председатель регионального отделения «Солидарности» Збигнев Буяк, премьер последнего коммунистического правительства Польши Мечислав Раковский и депутат сейма Адам Михник.
«Военное положение – мера крайняя. Жест не силы, а бессилия и отчаяния, когда все иные средства – политические, экономические, пропагандистские – больше не действуют. И, как показал польский опыт, шаг последний, ведущий в тупик» – таков посыл этой статьи.
Материал «После послевоенной эпохи» – это перевод статьи из английского журнала «Сэнити». В ней автор призывает Европу избавиться от старого мышления, которое разделяло континент на два враждующих лагеря и «сказать, чего мы не хотим». «Прежняя двублоковая структура Европы, в условиях которой мы жили более четырёх десятилетий, потеряла свою законность, а значит и НАТО больше не имеет причин для существования – пишет автор – необходимо разрушить привычку мыслить категориями прошедших лет. Самое лучшее, что следует сделать, – это начать с чистого листа бумаги и задаться вопросом: какой должна быть разумная система безопасности для новой Европы?.. Нам нужно распространить на всю территорию Европы тот тип «системы безопасности», который уже существует в рамках ЕС и в группе скандинавских стран».
Глава «Прошлое-настоящее-будущее»
Содержание статьи «Чья победа» из журнала «Страна и мир» – аргументированная критика сталинского режима, который автор считает преступным. Объясняя причины отступления Красной армии в первые годы войны и её многомиллионные потери, автор перечисляет 12 катастрофических действий Верховного главнокомандующего, которые значительно ослабили боеспособность наших вооружённых сил. Злодейство Сталина, по мнению автора, также проявилось в отправке в советские лагеря военнослужащих, побывавших в немецком плену, и в депортации народов.
«Мы освободили Германию. Может, лучше бы освободили нас?», – задаётся таким вопросом автор. И отвечает: «Прежде подобные пораженческие рассуждения (если и возникали) сразу прерывались моим собственным криком: нет! уж лучше Сталин, чем тысячелетнее рабство у Гитлера! Но это миф. Это ложный выбор, подсунутый пропагандой. Гитлер не мог бы прожить 1000 лет. Даже сто. Вполне вероятно, что рабство под Гитлером не длилось бы дольше, чем под Сталиным, а жертв было бы меньше».
«Гитлер и Сталин. Давайте разберёмся, кто хуже?» – пишет автор. – И Гитлер, и Сталин – убийцы. Убивать плохо… На счету Гитлера все погибшие в немецких лагерях и во Второй мировой на стороне Германии (каждый отвечает за себя). На счету Гитлера, таким образом, 6 000 000 евреев, 4500 000 немцев и ещё сколько-то румын, венгров, австрийцев и так далее – максимум 15 000 000. На счету Сталина 20 000 000 крестьян, 30 000 000 жертв войны, ещё 20–30 миллионов – лагеря и расстрелы. Итого: 70–80 миллионов. Итак, по «количеству» Сталин в пять раз хуже Гитлера».
Далее. «Один убивал откровенно (Гитлер – редакция) – что, конечно, плохо. Другой (Сталин – редакция) убивал лицемерно – что гораздо отвратительнее». Получается, Сталин хуже Гитлера, делает вывод автор.
В этой же главе приводится отрывок из поэмы Виктора Крутецкого «Крик».
В нём есть такие строчки:
«За Сталина-а-а!!!» –
Кричал... А с этим криком
Он видел рощу, лог, сырой от рос,
И куполов шеломы над Великой,
Да мать свою, ослепшую от слёз...»
«Что не нравится «победителям?» называется статья, взятая из «Независимой газеты». Её содержание составляет стенограмма заседания Главной редакционной комиссии 10-томника истории Великой Отечественной войны. Оно состоялось в марте 1991 года. Присутствовавшие генералы и представители ЦК КПСС обвинили авторский коллектив десятитомника в подтасовке фактов и цифр, антикоммунизме и антисталинизме, охаивании истории. В ответ руководитель авторского коллектива 10-томника генерал-полковник Дмитрий Волкогонов сказал: «Нас толкают написать лживую историю. Мой голос одинок в этом зале. Но я хотел бы посмотреть лет через десять, что вы скажете обо всём этом».
Историк Сергей Караганов в статье «Победит ли себя Советский Союз», перепечатанной из журнала «Новое время», задаётся вопросом: «Что нужно для того, чтобы Россия смогла использовать свой шанс и выиграла завтрашний мир?».
Оценивая политику Кремля в 40–50-е годы, Караганов приходит к выводу, что «победа Советского Союза в послевоенном мирном урегулировании оказалась чуть ли не пирровой победой. Наш народ и армия победили в Великой Отечественной войне фашизм, отстояли независимость страны, но политики – штатские и военные – по сути дела, проиграли послевоенное урегулирование и послевоенный мир…В результате послевоенного урегулирования, если его можно назвать таковым, СССР оказался в Европе в некотором отношении чуть ли не в ещё большей изоляции, чем до войны. И это – после того, как в военные годы он образовал стратегический союз с ведущими государствами Запада. Эта изоляция была в 40–60-е годы во многих отношениях даже худшей, чем в 30-е, когда СССР мог использовать западную технику и технологию для индустриализации страны».
В своём прогнозе на будущее историк считает, что «если произойдёт антиперестроечное (если так можно сказать) перерождение Советского Союза, изоляция страны станет ещё более полной, чем семь десятилетий назад. У неё практически не будет даже идеологических союзников, имевшихся у Советской России после революции, не останется даже иллюзий возможности выхода из кризиса и изоляции. СССР во второй раз проиграет послевоенное урегулирование. И, по крайней мере, для нынешнего поколения – навсегда».
Глава «Неравнодушное зерцало»
Глава открывается написанной более 100 лет назад сказкой Николая Лескова «Час воли божией». За нехваткой места напечатана она в сокращённом варианте. Составители журнала выбрали эту вещь Лескова неслучайно – тема её очень созвучна тому, что происходило в России в начале 90-х. Как известно, «сказка – ложь, да в ней намёк, добрым молодцам урок». «Вслушайтесь только в эти нескончаемые боярские споры о благе государства! А робкая мечта короля Доброхота, чтобы всем хорошо было сегодня, «без метанья очей в непроглядные отдалённости» – говорится в предваряющем сказку вступлении.
Вторая публикация – заметка о значении колоколов на Руси «Прислушивайтесь к колоколам». «Очеловеченный» колокол был частью их жизни (наших предков – редакция), частью их самих, камертоном дум и поступков. Он созывал паству на богослужение и рать для битвы, был криком о помощи, когда случались бедствия, и сам помогал заблудшим в метель и туман. Колокол «изгонял» болезни и нечистую силу, извещал начало дня. Первый звон – пропадай мой сон, другой звон – земной поклон, третий звон – из дома вон. Так говорили на Руси, где колокола появились в 988 году (во всяком случае, впервые о них упоминают летописи)».
«...Не раз смолкали (и надолго) колокола на Руси. Но пережив и монголо-татарское иго, и Смутное время, возрождался колокол. И искусство, умение творить его, навсегда, казалось бы, утерянное, возрождалось с новой силой. Возродится и в наше неспокойное время. Прислушивайтесь к колокольному звону», с верой в лучшее будущее заключает заметку автор.
